Немножко истории
Очень-очень давно жил в древнегреческом городе Пилофонесе юноша по имени Муциес Цивола. Его родной город осадили греки из другого города. Муциес Цивола был захвачен в плен. Его стали спрашивать про то, как укреплен город, сколько защитников, какое у них оружие. И вместо того, чтобы отвечать на вопросы, он подошел к светильнику и сжег себе правую руку. Муциес Цивола был левша. И нападавшие были настолько поражены, что решили снять осаду.
Этот древнегреческий миф или история очень интересно показывает переплетенность боли, силы и любви. И если брать самый общий план, самый общий уровень, то можно сказать, что и теория, и практика садо-мазо-терапии имеет дело с взаимоотношениями силы, боли и любви в сознании человека, с тем хитросплетением, которое каждый из нас имеет. С тем, как возможно понять, почему боль и сила так взаимосвязаны, и как практически в этом треугольнике найти свой путь. Чтобы боль не становилась ловушкой, чтобы на пути осознанного использования боли мы обретали бы и силу, и любовь.
Эта работа отнюдь не трудная и жутко благодарная; я никогда не чувствовал такого благодарного отклика от всех участников, как тогда, когда мы начали заниматься исследованием этой области. И редко в какой практике, редко в каком методе мы получали столько легкого удовольствия.
Перинатальные предпосылки садо-мазо-терапии
Садо-мазо-терапия — достаточно редкая область психотерапии. Именно редкость такой работы в свое время поразила меня и бросила вызов: если мало кто работает в этом направлении, если мало что сделано, почему бы не попробовать. В свое время некоей отправной точкой было удивление, что психотерапия за последние двадцать — пятьдесят лет очень многое сделала в различных табуированных прежде областях; например, тема сексуальных энергий, сексуальности, различных связанных с этим личных и социальных патологий, практически полностью вышла из-под табу. Те феномены, которые были абсолютно социально неприемлемы еще двадцать — тридцать, и тем более пятьдесят лет назад, сейчас чуть ли не приветствуются, то есть они стали естественным, привычным социальным и терапевтическим явлением. Тема же агрессии, разрушения, саморазрушения, садизма, мазохизма, весь круг областей, исследующих боль как феномен и, в частности, связку боли и силы так почему-то и остались под запретом как в терапевтической области (хотя здесь какие-то продвижения были сделаны), так и в социальной. Плата за это, на мой взгляд, невероятно высока. Уровень явленной и подавленной, особенно подавленной агрессивности в разных формах, которую мы имеем внутри себя, вокруг нас, в социуме, невероятно велик, и самое тяжелое то, что он очень быстро растет.
Многое говорит тот факт, что за последние пять — семь лет количество садомазохистских фильмов в салонах известного рода на Западе увеличилось примерно с пяти до тридцати процентов. Один раз в полгода в Европе проводятся исследования, как меняется динамика зрительских интересов, и я давно заметил, что это хороший критерий. Понятно, что эти фильмы отвечают на некий неосознанный, несформулированный запрос людей. А проявление этой направленности — немотивированная агрессия на улицах, в семьях, различные виды скрытой агрессии, скрытого разрушения, многое-многое другое; можно долго говорить об этом, но я думаю, вы все представляете, живя в России, как изменилось наше общество в последние десять лет.
Так что имеет смысл: а) это осознать и б) посмотреть, что с этим можно сделать.
Я хотел бы предложить некую карту, некие модели, дающие, по крайней мере, не панический контекст, не ужасающий контекст происходящего, а вполне рабочий, здоровый, нормальный контекст, который позволяет более или менее успокоиться и понять исходное соотношение сил, как внутренних, так и отражающих некий социальный процесс. Кроме того, я хотел бы поделиться своими размышлениями о методах, которые мы можем применить как во внутренней, так и в профессиональной работе, а также с выходом на социальную работу.
На семинарах мы практикуем некоторые практические ходы такой работы. Та реакция, которую у профессионалов вызывает эта весьма специфичная тема, говорит о том, что нужно очень аккуратно простроить все теоретические посылки. Если у нас не будет хорошей, солидной базы, то табу останется как в профессиональной области, так и в социальной.
Исследование темы агрессии, боли, разрушения, саморазрушения приводит нас в перинатальный период. Из общих соображений это понятно, имеет смысл разобрать детали, потому что именно там мы встречаемся с рядом феноменов, с рядом восприятий, которые впоследствии могут оформиться в ярко выраженные мазохистские или садистские тенденции. Работы Станислава Грофа очень хорошо показывают, что эта перинатальная динамика впоследствии ложится в основу определенных структур динамики нашей жизни, то есть перинатальная динамика закладывает определенный эволюционный код, который мы затем реализуем в разных областях своей жизни.
С одной стороны, в перинатальной динамике в последние годы возникли определенные сбои, то есть, в наше тело при рождении закладывается неполный, искаженный эволюционный код. И я хочу показать, как он способствует резкому увеличению боли и агрессивности современного человека. А с другой стороны, проходя по жизни, подвергаясь определенным процедурам формирования в семье, в различных социальных институтах, эти тенденции усиливаются, и в какой-то момент они становятся опасными для личности, для их носителя, для ближайшего окружения, и глобально — для человечества в целом, что двадцатый век показал очень наглядно.
Я думаю, все, или почти все знакомы с перинатальной раскладкой по четырем матрицам, тем не менее, некие общие вещи я сейчас скажу, чисто в метафорической форме.
Гениальная идея Грофа состояла в том, что перинатальную динамику, то есть процесс физического рождения, имеет смысл разложить на четыре этапа, и каждый этап дает рождение некоторому протосостоянию, то есть, некоему архетипическому состоянию сознания, которое впоследствии порождает целый куст различных состояний сознания. То, что Гроф назвал перинатальной матрицей, мы можем рассматривать как архетипическую ветвь, дающую рождение большому количеству различных состояний сознания, которые проявляются во всех аспектах нашей жизни: наших взаимоотношениях, на работе, в отношениях с детьми, и так далее.
Раскладка примерно такая:
- первая матрица — это период от зачатия до начала схваток;
- вторая матрица — от начала схваток до раскрытия родового канала и начала продвижения по родовому каналу;
- третья матрица — это само по себе движение по родовому каналу до момента выхода;
- четвертая матрица начинается, когда мы рождаемся и включает в себя все, что с этим связано.
Если говорить образно, именно эта перинатальная динамика отражена в библейской истории об изгнании из сада Эдема, грехопадения, низвержения в ад, и обретения рая. То есть, раскладка примерно такая:
- Первая матрица — это сад Эдема, первичный рай без знания добра и зла, безопасность, изобилие,- все, что только можно пожелать.
- Вторая матрица — это появление дуальности, разделение мира, грехопадение.
- Третья матрица — это ад, и, наконец.
- Четвертая матрица — это возвращение в рай.
Вначале мы поговорим об идеальных родах, а затем посмотрим, как меняется ситуация, и как начинают проявляться садомазохистские тенденции, когда в родах существуют определенные нарушения. Если смотреть на раскладку по тем основным понятиям, на которых построен этот материал, — любовь, боль, сила, — то их можно привязать таким образом.
Первая матрица — это, несомненно, любовь. Это, скорее, не любовь между двумя людьми, а любовь как нерасчлененное состояние, поскольку в первой матрице существует недуальное, нерасчлененное состояние.
Во второй матрице, когда начинаются схватки, мы встречаемся с тем, что впоследствии можно назвать болью, то есть резкое повышение интенсивности физической, эмоциональной. Ребенок еще не знает слова «боль», он не знает, что такое боль, но мать, предположим, знает, и в этот момент ребенок воспринимает определенный набор сигналов, который мать и окружающие четко оценивают, означают как боль. То есть, во второй матрице мы встречаемся с болью. Но не только с болью. Мы встречаемся с силой, но еще не с полной силой, а с одним из ее аспектов. Что характерно для второй матрицы? Это возникновение в пространстве, которое мы еще продолжаем считать самим собой, некоей силы, воздействующей на то, что мы тоже еще продолжаем считать самим собой. Это очень интересный момент: с одной стороны, в этой фазе есть еще нерасчлененность сознания, то есть ребенок не разделяет себя и мать, он воспринимает ее и себя как единое существо, тем не менее какие-то зачатки, какие-то трещины в этом состоянии уже появляются, и сила, проявляющаяся в пространстве, воспринимается больше как внешняя. То есть, во второй матрице позиция силы — активная, а собственная позиция — пассивная. Родовой канал закрыт, деваться некуда. Существует сенсорная перегрузка, существует большое количество физических и эмоциональных сигналов; не совсем понятно, что делать. Не совсем понятно, куда идти, не совсем понятно, чего эта сила хочет. Она как бы существует сама по себе, ее существование несомненно, это сильно отличается от всего того, что было раньше, и мы ничего не можем сделать, кроме как просто воспринимать, терпеть это воздействие. То есть, наша позиция во второй матрице дает нам возможность познакомиться с пассивным аспектом силы, с тем аспектом, который дает нам впоследствии выносливость, терпеливость, терпимость, умение держать удар, умение общаться с силой, превосходящей нас, не убегая, не сваливаясь в безответственность, в детскость и так далее. Держаться.
В третьей матрице знакомство с болью углубляется. Мы встречаемся с новыми аспектами боли. При этом у нас начинают появляться очень любопытные связки. В третьей матрице впервые появляется некое «здесь» и некое «там», движение между точкой А и точкой Б. В первой матрице плод двигается, но движение и покой еще не разделены: вечное движение и вечный покой существуют одновременно, там нет точки отсчета, тем нет А и Б. В третьей матрице появляется некое А, где уже плохо, уже трудно, некомфортно существовать, — схватки, воды отошли… Есть некое Б, и в идеале там ждут, зовут, накормят, и все будет хорошо. То есть, в идеальных родах выбор между А и Б очевиден. Очевидно то, что нужно идти вперед, нужно рождаться. Наверняка большинство из вас вспоминали в процессах, что рождение — это как бы выбор между шилом и мылом, что и хрен редьки не слаще, что и здесь уже плохо, но и там совсем не ждут, и рождаешься не потому, что туда хочешь, а потому что здесь уже вот сейчас помрешь. Что уже приближает нас к нашей теме.
В идеальных родах мы движемся к цели, первой и тотально важной для нас цели: рождению как независимого существа. То есть, впервые в наш мир входит понятие движения от А к Б, некой цели, некоего направления. И нам больно в процессе. Таким образом, мы получаем некую связку, которая дальше в жизни реализуется так: «Чтобы достигать чего-то важного в своей жизни, нужно, чтобы было больно». Знакомая тема?
Дальше — больше. Мы движемся по родовому каналу и чувствуем, что больно матери. И, может быть, чувствуем, что весьма дискомфортно еще какому-то ряду людей. И мы получаем еще одну замечательную связку: «Чтобы достигать особенно важных целей в своей жизни, нужно причинять боль другим людям, особенно самым близким». Знакомая тема?
Третья связка. То изобилие, которое было у нас, когда мы существовали в утробе и получали все, что нам нужно, по пуповине, во второй, и особенно в третьей матрице кончается. И мы лезем по родовому каналу, пуповина уже может быть вполне не так хорошо работающей, и голодно! Мало того, что больно, мало того, что мы причиняем боль, — нам еще и голодно. И мы получаем третью замечательную связку: «Чтобы достигать важных целей в своей жизни, нужно себе в чем-то отказывать». Чтобы купить автомобиль, нужно три года не ездить в отпуск.
Эти идеи существуют на уровне неосознанных постулатов, то есть, многие люди живут, реализуя вот эти три вещи в своей жизни, абсолютно не подвергая их сомнению. Абсолютно не задавая себе вопроса: а может быть, и по-другому можно, может быть, можно и в отпуск, и автомобиль купить, или, может быть, можно боль не причинять ни себе, ни другим?
Тем не менее, во всех этих вариациях нашей игры с болью мы знакомимся здесь с новым, с активным аспектом силы. То есть, в третьей матрице мы впервые попадаем в активную позицию. Мы перемещаемся, у нас появляется возможность дергаться, дрыгаться, как-то менять свое положение. Хотя, конечно, основную роль играют схватки,- то есть, жизнь, природа, силы, ведущие нас.
Но, кроме того, мы знакомимся с нашей собственной силой, трансформирующей наше состояние и состояние жизни вокруг нас. Если все происходит хорошо, и мы рождаемся в воду, нас принимают любящие руки отца, нам не перерезают пуповину, а дают ей пересохнуть, нас сразу кладут на грудь матери, если все-все члены семьи нас ждали, и так далее, то в четвертой матрице действительно реализуется возвращение в рай, и снова реализуется любовь. То есть, наше путешествие имеет вот такую любопытную раскладку, — в идеальных родах. Что происходит в реальности? В реальности все происходит совсем по-другому. И это дает новый толчок к развитию нашей темы.
В неидеальных родах, в роддомовских родах, и вообще, в современной культуре зачатия и беременности первая матрица присутствует совершенно в другом виде. И ждут детей не так, и зачинают не совсем так, и с беременными женщинами обращаются совсем не так, — им надо работать, и вообще, беременность идет по графе болезней, надо ходить в больницу на осмотр… То есть, весь социум проникнут идеей, что беременность — это не вполне нормальное, часто нежелательное состояние, приносящее множество неудобств. Но, с другой стороны, первая матрица еще как-то остается, где-то далеко позади мы ощущаем ветерок сада Эдема. Где-то было что-то очень хорошее… А вот четвертая матрица исчезает полностью. И там, где у нас должно было быть записано «Память о возвращении в рай», у нас, оказывается, записано совсем другое: «Холодный ад». То есть, третья матрица — это все-таки ад действенный, горячий, в нем есть взаимодействие, в нем есть активность, в нем есть ощущение близости, хотя там есть боль, и страх, и многое другое. После того, как мы рождаемся и нам перерезают пуповину, и мы попадаем в состояние невозможности сделать первый вдох, а потом нас на несколько часов относят в полное одиночество. Недавно я узнал, что советская медицина создала такое понятие, как дом младенца. Это как ясли, только туда можно было новорожденных сдавать, — на много дней в полное одиночество, в холодный ад!
И вот это исчезновение возвращения в рай делает для нас невероятно интересную вещь, переворачивая нам эволюционный код на 180 градусов. То есть, у нормально рожденного человека направление достаточно четкое, он знает: «Да, пусть страшно, пусть больно, зато существует возвращение в рай». У человека, рожденного в роддоме, единственное эволюционное направление, которое чувствует его тело, это «Мамочка, роди меня обратно». Любой ценой вернуться в первую матрицу, потому что это — единственное место, где хоть как-то ощущалась любовь, единство, комфорт. В результате в различных ситуациях, особенно в важных жизненных ситуациях, наше тело подсказывает нам прямо противоположный выход. То есть, по сути дела, у нас напрочь сбит естественный интуитивный подход к направлению в жизни. То место, которое раньше для людей было обозначено интуитивным ощущением цели, — для нас обозначено страхом и сопротивлением. И, таким образом, здесь появляется некоторая рикошетирующая стена, то есть: достигать, так никогда и не достигнув. Потому что процесс — все, а достичь — смертельно опасно, результат процесса — холодный ад. И проявляется это в феерии феноменов; вы, наверное, замечали: вы уже подходите к цели, а потом делаете какое-то странное движение, принимаете решение, полностью разрушающее все предыдущие достижения. Либо вы цели все-таки достигаете, но вдруг чувствуете какую-то особую пустоту: «А хотелось ли мне всего этого? А почему я не радуюсь? Мне так этого хотелось, почему же мне сейчас как-то не так?» Это и есть феномен отсутствующей четвертой матрицы. И это рикошетом отбрасывает нас в переживания, характерные для предыдущих матриц.
Таким образом, перинатальная динамика закладывает в нас все необходимые компоненты, чтобы в будущем, реализуя второй перинатальный цикл, цикл второго рождения, мы попали бы в кольцо боли и страдания.
Один из самых замечательных примеров — это теория нарастания классовой борьбы при движении к коммунизму. То есть, чем больше ты идешь к четвертой матрице, тем тяжелее и страшнее тебе становится, а приходить туда ни в коем случае нельзя. Двигаться к коммунизму надо, а достигать нельзя, потому что это — смерть. И какую бы социальную, философскую и прочую, и прочую систему последних пятидесяти — семидесяти лет мы ни покопали таким образом, на перинатальной раскладке, эта динамика выявится очень четко.
Далее, после рождения мы реализуем эволюционный код в своем развитии, то есть, вся картинка повторяется. Та память тела, которую мы получили, пусть неполная, пусть искаженная, ведет нас дальше. И если вспомнить, как это происходило раньше, когда еще господствовала идеальная культура рождения,- общество структурировало свою жизнь очень четко по четырем перинатальным матрицам. При этом первая — это детство до пубертатного периода. Ту утробу, которую каждому из нас создавала мать в свое время, в этот момент создает семья и социум, окружая детей неким фильтром от физических и эмоциональных кризисов, — то есть, некоей утробой. Затем, вторая матрица — это пубертатный период, это подростковый период. На подростка резко повышается давление, его очень резко, жестко вписывают в социальные структуры. Обычно ритуал перехода от ребенка к подростку был достаточно болезненным и интенсивным,- и это уже тема связи боли и силы. Практически все инициатические ритуалы по переводу из одного социального статуса в другой, из одного возрастного состояния в другое были связаны с достаточно высокой степенью боли.
Вторая матрица, как ей и положено, длится недолго. Затем проводится еще один ритуал, переводящий подростка во взрослого, и этот ритуал еще более болезненный, тяжелый, и известно большое количество фактов, что всегда существовал процент отбраковки, какой-то процент подростков погибал в этом ритуале. То есть, ритуал действительно проходил на пределе интенсивности. И затем начиналась нормальная социальная жизнь. Очень интересно, что в этой мандале она описывается словом «ад». Я думаю, что многие из вас уже сделали это открытие в своей социальной жизни: работа, колесо обязанностей, — слава Богу, оно не бесконечное. В нем существуют определенные уровни, определенные задачи, которые особенно четко были определены в древнем обществе; очень красиво это было в Китае: ты вырастил старшего сына, ты передаешь ему свое дело — и свободен. И не просто свободен, а социум поощряет тебя идти в пещеру или в лес, в монастырь, к даосам, к буддистам, — куда угодно, но пожалуйста, обеспечь свое собственное возвращение в рай. То есть, с одной стороны, социум предоставлял большое количество возможностей для этого, а с другой стороны, будь любезен, этими возможностями пользуйся. Внеси свою лепту в социальный ад и возвращайся в свой личный рай.
Естественно, что вместе с тем, как в последние сто лет происходило утрачивание перинатального знания, одновременно напрочь разлетелась социальная структура; эти вещи очень тесно связаны между собой. И получился замкнутый круг: чем хуже рождение, тем хуже ведет себя то поколение, которое родилось, тем хуже оно рождает собственных детей, тем хуже ведет себя следующее поколение, и вот последние три — четыре поколения мы видим нарастающее разрушение всего. Утеряны инициатические ритуалы, ребенка не переводят в подростка, подростка не переводят во взрослого, а память об этом сохранилась, и подростки пытаются устроить себе самоинициацию. Самый простой способ — взять сигарету или спичку, и по руке! То есть, совершаются откровенно садомазохистские действия, которые являют собою очень ясные отголоски прежних инициатических ритуалов по обретению силы через боль. На одном из наших тренингов была барышня четырнадцати лет, из хорошей семьи московская барышня. И было, с одной стороны, конечно любопытно, а с другой стороны, откровенно страшно наблюдать, как совсем еще ребенок ставит себя в такие жесткие и опасные условия, лишь бы что-то в себе найти. Причем полностью отсутствует понимание, что именно найти, действует какая-то внутренняя совершенно слепая сила, и абсолютно нет людей вокруг, которые могли бы через это провести, поскольку этот бардак идет уже в нескольких поколениях, и толкает, ведет молодых людей в откровенно опасные ситуации.
Дальше мы встречаемся со схемой, которая уже совсем вплотную подводит нас к методу и технологии самой по себе садо-мазо-терапии. Что происходит, когда у недо или неинициированного взрослого, то есть взрослого только по форме, а внутри оставшегося ребенком, рождается ребенок? Ребенок, как бы плохо он ни рождался, обладает намного более целостным существованием, целостной волей, целостными чувствами, чем взрослый. И поэтому, — я наблюдаю это снова и снова и в себе самом, и практически в каждом, — недоделанный взрослый родитель рядом с ребенком чувствует себя откровенно неполноценным. Для него находиться рядом с ребенком почти невозможно. Даже если ты честно себе скажешь, что вот, воля кастрированная,- все равно жить с этим очень тяжело. И естественно, что больше всего хочется переделать ребенка по своему образу и подобию. И дальше начинается некая стандартная процедура кастрирования воли, а если говорить не образно, а формально — диссоциация третьематричного аспекта воли, диссоциация силы. Как она происходит?
Раньше, когда культура рождения и детства не была потеряна, родители и социум вылепливали утробу идеально четко. При этом внутри нее было абсолютно свободно, то есть, ребенок внутри определенных границ мог делать все, что угодно. А сами границы были очень определенными, но упругими, при подходе к таким границам ребенок не попадает в стену, об которую можно расшибиться, он скорее попадает в что-то очень упругое, которое пружинит и отправляет его назад. Причем часто так, что он сам этого не замечает. То есть, идеальная структура такова, что даже не требуется наказания и ругани, когда в социуме этот механизм настолько мягко встроен, что граница пружинит, и человек оказывается в некоем комфортном социально допустимом состоянии. Сейчас же происходит обратное. Первое, что родитель делает, желая приспособить ребенка под себя,- обустраивает его жизнь огромным количеством мелких абсурдных запретов. То есть, из текучей и свободной внутриутробная среда становится вязкой, как мазут. Ребенок начинает существовать в этих вечных «нельзя», «не то», «не так», «тише» и так далее. Причем, я проводил такие эксперименты, если начинаешь задавать родителю вопрос, почему нельзя, — он абсолютно не может ответить, жутко раздражается, показывает, что ты вмешиваешься в какой-то очень тонкий, хорошо замаскированный план. Ну, и посылает. Либо, если это человек честный и хорошо подготовленный, он в какой-то момент, исследуя эти многочисленные «нельзя», ужасается и приходит в полное недоумение этому механизму.
Но что происходит дальше? Когда ребенок начинает продираться сквозь этот деготь, его сила, яркость, творчество не могут проявиться так, как они проявились бы естественным путем, и в ребенке начинает разжигаться огонь бунта, огонь протеста, огонь раздражения, злости и так далее. И ребенок бунтует. И в этот момент, — что тоже жутко любопытно наблюдать,- родитель с ощущением выполненного долга наказывает ребенка. У родителя появляется облегчение: наконец-то можно наказать. Ребенок раз за разом попадает в такую ситуацию, что его активная творческая воля, сила оказывается, с одной стороны, связана с темами бунта, агрессии, непослушания, раздражения вплоть до ненависти, а с другой стороны — болью и страхом наказания. Получается такой бутерброд. Родители очень искусно производят связку нашей силы с темами агрессии с одной стороны и темами наказания с другой стороны. То есть, образуется такая вот молекула.
Ребенку совершенно невозможно нести это внутри, в теле. Ни ощущение собственной злобности и агрессивности, ни тем более, ощущение боли, наказания, то есть неодобрения родителей, божественных авторитетов. Это нужно вытеснить из тела, это нужно диссоциировать. И, таким образом, диссоциируя эти чувства, ребенок диссоциирует связанный с ними аспект воли, то есть, диссоциирует собственную силу. Тем самым процесс кастрации воли завершен на уровне семьи.
То, что не доделала семья, доделывает социум: детский сад, школа, институт и другие социальные заведения. С одной стороны, они окружают нашу жизнь огромным количеством каких-то вязких ограничений, которые ничего, кроме презрения и ненависти не вызывают. С другой стороны, любая попытка высунуться, даже не то, что высунуться, а любая попытка пассивного сопротивления, неучастия — «Кто воздержался?» — отслеживается и наказывается. То есть, расклад точно такой же. Сначала тебе сжимают утробу, делают ее вязкой, так что в ней становится совершенно невозможно существовать, а как только ты попытаешься взбунтоваться, тебя наказывают, и образуется точно такой же бутерброд.
Таким образом, мы получили уже не первое поколение людей, расщепленных по границе между второй и третьей перинатальной матрицей, у которых аспект пассивный, аспект жертвы находится внутри, а аспект активный, аспект силы, творца находится снаружи. И недоступен. То есть, наш эволюционный код, который Богом, жизнью, природой задуман как континуальный, непрерывный динамический код, как естественный переход из одного состояния в другое, превращается в набор диссоциированных состояний, каждое из которых превращается в потенциальную яму, в ловушку, в которую человек может попасть и застрять. Будь то в детство: «Я вас всех так люблю! Я белый свет вообще вижу по ночам, мне так хорошо живется, и вообще все прекрасно»; будь то в боль и страдание, в жертву: «Все вокруг виноваты, что мне плохо, а мне плохо, и плохо, и плохо! И назло всем плохо!». Либо в борьбу: «В борьбе обретешь ты право свое». Но достигать результата ни в коем случае нельзя, поэтому бороться нужно до победного уничтожения всех участников.
Вот и получается, что каждый из нас, рожденный быть кайфовым, интегрированным садомазохистом, превращается в скопище диссоциированных садистских и мазохистских субличностей. И не так страшен садомазохизм, поскольку он является инструментом, он является временным, проходным ключом. А страшен именно диссоциированный, ловушечный садизм и мазохизм, то есть, состояние, в которое человек попадает и закручивается в нем на долгое время. Причем неосознанно.
Сергей Всехсвятский
